фанфик тор спас локи
Бесславный гордец
Часть 1
Лафейсон ловит себя на мысли, что был чертовски доволен выражением лица Одина. Он сидит в удобном кресле в своих покоях. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как он бывал здесь в последний раз. Только толстый слой пыли на многих поверхностях. В первом разговоре Один не упомянул о порке. Зато во второй раз прямо заявил — именно это наказание. И Локи не знает, с какого перепугу нужно пороть, но наказания он не будет пытаться избежать. Это — проявление трусости. А Локи не трус. Он крутит браслеты наручников на запястьях, из-за чего те сильнее впиваются в чувствительную кожу. Делает это как-то нервно. Цепь с него сняли, но наручники, блокирующие магию, оставили. Чудесно, не так ли? Он не боится наказания, нет. Просто… ожидает его? Можно и так сказать. Ожидание это неприятное, даже противное. Локи ненавидит ждать. До вечера еще долго. Очень долго. Ему просто необходимо чем-нибудь заняться. Он бредет к столу, на котором, сверкая разноцветным стеклом, стоят разные флакончики и склянки. Берет одну из них и становится напротив зеркала. Открывает её и начинает смазывать мелкие ссадины и царапины, оставшиеся после того, как Халк изрядно его потрепал. Раньше так делал Тор, когда они были маленькими. Обычно после тренировок у него оставались небольшие порезы и синяки, а Тор заботливо помогал брату избавляться от следов пропущенных ударов и плохих выпадов. Еще тогда, когда они были братьями. Он все-таки решает вздремнуть. Так проще. Не нужно забивать голову лишними мыслями.
Глаза Локи чуть ли не метают молнии. В них читается желание отомстить тому, кто причинит ему позор и боль. Он поворачивается спиной к Одину, начиная расправляться с завязками кожаных штанов. Пальцы дрожат самую малость. Наконец он спускает штаны и ложится на кровать, как этого требовал Всеотец. Лежать так не очень удобно, наручники, что сковывали его запястья, упираются в грудь, мешая дышать. Поэтому он вытягивает руки вперед настолько, насколько это возможно. Сверху слышны шорохи. Через пару мгновений ремень со свистом опускается на его задницу, украшая ее светло-розовой полосой. Ремень широкий, кожаный, бьет сильно-сильно. Локи стискивает зубы, не издает ни звука. Он сможет вытерпеть. Дальше следуют несколько быстрых, но сильных ударов. Локи молчит. Один бьет уверенно, с силой. Удары равномерные, не меняют темпа. Дальше он бьет с оттяжкой, из-за чего Лафейсон дергается. Кожа трикстера приобрела розовый, нежный цвет. Покалывает немного. Два десятка ударов уже позади. — Не думаешь извиняться? — вопрошает Всеотец. — Ни за что! — шипит он сквозь зубы. Он не будет извиняться. Гордость не позволит. Пусть Один делает что хочет. Ему все равно. — Гордый несносный мальчишка! — Один бьет в это раз гораздо сильнее. Сила ударов начинает возрастать. Да, Локи гордый. Да, он несносный. Он всегда был таким. Всегда оставался упрямым и гордым. Когда выслушивал упреки от матери, когда Один ругал его, когда дружки Тора издевались над ним, когда незнакомые ему асы шептались за его спиной, какой он противный. Он смотрел на них свысока, презрительно, делал вид, что ему все равно. Трикстер сбился со счета. Зад уже нестерпимо жжет. Локи начинает неосознанно ерзать. Некогда белоснежная попка уже приобрела глубокий красный цвет. Всеотец останавливается, будто дает ему время отдышаться. — Ну и? Ты готов просить прощения и признать свои ошибки? — Если Локи извинится, Один простит его и остановит порку. В противном случае… Лафейсон дышит прерывисто, сглатывает, старается сделать так, чтобы его голос не дрожал. — Моя ошибка только в том, что я старался доказать вам, что я достоин быть правителем так же, как и Тор. Один больше не сдерживается. Локи своим упрямством доводит его до точки кипения. Последующие удары попадают по бедрам. Это особенно больно, кожа там гораздо чувствительнее. В какой-то момент боль перекрывает все остальные ощущения. Он не замечает, как начинает жалобно всхлипывать. А когда замечает, утыкается в изгиб локтя, стараясь приглушить всхлипы. К последнему свистящему удару ягодицы и бедра Локи приобрели глубокий, насыщенный красный цвет, с черточками более темного красного там, где края ремня впивались в чувствительную кожу. Трикстер плакал уже не таясь, совсем не похожий на своенравного и высокомерного гордеца, которому на свою судьбу плевать так же, как и на чужую. Нет, никакого достоинства в этом рыдающем и трясущемся существе не осталось. — Простите. Его голос предательски дрожит. Он понимает, что этого от него и ждали все время, но он не говорил это до последнего. Один выходит из его покоев, ничего не говоря. Локи еще какое-то время лежит, стараясь вернуть контроль над собой. Он встает и идет к зеркалу, сначала рассматривает свое лицо. Оно все в неровных красных пятнах, с размазанными слезами. Оборачивается через плечо, смотрит на свой разукрашенный зад. Морщась и шипя, натягивает штаны. Чертовы наручники мешают. Он идет к окну и открывает его настежь, впуская в комнату поток прохладного воздуха. Лафейсон подставляет лицо под дуновение ветра и глубоко вздыхает. Дверь негромко скрипит. Локи не оборачивается. Он знает, кто зашел. — Ты как? Голос Тора нарушает тишину. Локи не отвечает, даже не оборачивается. Громовержец вздыхает. Он подходит к нему, кладет руки на плечи и разворачивает лицом к себе. — Чего тебе? — Успокойся. Я просто пришел проведать тебя. — Проведал. Можешь уже проваливать. Тор снова вздыхает. Кладет руку ему на затылок, притягивает к себе, желая обнять. Локи какое-то время сопротивляется, но потом опускает голову, утыкается носом в плечо громовержца, а Тор поглаживает его по волосам. И становится хорошо-хорошо, совсем как в детстве. И за эту слабость он ненавидит себя еще больше.