Как сбежала наташа кампуш
Наташа Кампуш: самая известная девочка — узница маньяка, и её победа
23 августа 2006 года добропорядочные жители австрийского городка Штрасхоф-ан-дер-Нордбана были изумлены странным зрелищем. По улице бежала очень худая, бледная молодая девушка, перепрыгивая на бегу через живые изгороди.
Увидев прохожих, она выкрикивала два слова: «Позвоните в полицию!» – и бежала дальше. Наконец, она остановилась и метнулась к дому, в котором жила женщина семидесяти лет. Девушка постучала в окно и, увидев лицо хозяйки, сказала ей: «Я – Наташа Кампуш».
Это имя в 2006 году уже не всем что-то говорило, но у женщин, особенно в возрасте, память цепкая. За восемь лет до того Наташу Кампуш упоминали сотни раз на дню – по радио, по телевидению, в разговорах, в газетных заголовках. Женщина немедленно позвонила в полицию. Часы показывали 13:04. Самая середина ясного летнего дня. Полиция, приехав, наставила на девушку, стоящую на чужом газоне, пистолеты. Она повторила им своё имя. Она – Наташа Кампуш.
Март, 1998
Десятилетняя Наташа очень хотела бы ощущать себя обычной девочкой, из тех, о которых написано много милых старых книг. Но всё в её жизни, начиная с имени, было каким-то не совсем обычным. Имя ей дали русское, потому что дед провёл пять лет в советском плену. Наташе оно не нравилось. Сёстры – слишком намного старше, чтобы с ними можно было играть, как в детских историях. Родители были в разводе. Наташа только вчера вернулась от отца из Венгрии. Кажется, ни одна из известных ей девочек не ездила в гости к папе так далеко.
Девочка шла с уроков в школу на продлёнку – точнее, в её аналог, детский сад для детей до десяти лет включительно. Возле ворот школы стоял белый автофургон, возле автофургона – мужчина. Они выглядели очень обычными, но что-то заставило девочку пристально посмотреть на мужчину. Что-то было неправильно. Стоило ей поравняться с фургоном, и мужчина схватил её за руку.
Пять квадратных метров. Чуть больше двух с половиной в длину, чуть меньше двух – в ширину. Потолок очень низкий, нависающий, давящий. Этот крохотный бункер когда-то построили как бомбоубежище. Вольфганг Приклопиль, мужчина, похитивший Наташу, приспособил его, чтобы держать в нём девочку. Это был план, не спонтанный поступок. Иногда, оказывается, люди просто планируют кого-то похитить – так, как другие планируют пикник в воскресенье.
Комната была под землёй. В неё вели три двери, одна была очень толстой, железобетонной. Двери были спрятаны за шкафом в гараже. В этой бетонной коробке – не пройтись, не раздышаться – Наташа безвылазно просидела первые полгода с мыслью, что если с её похитителем что-то случится, она, похоже, умрёт. Её никто никогда не догадается искать за шкафом. Времени внутри комнаты не было. Когда закончился март и год пошёл дальше, Наташа не знала.
Август, 2006
Девушка, привезённая в полицейский участок города Дойч-Ваграма, по соседству с Штрасхоф-ан-дер-Нордбаном, была худа и бледна, она часто моргала от света и буквально дрожала. «Я – Наташа Кампуш», – повторила она полицейским. Конечно, это следовало проверить. Известны были случаи, когда за жертв похищения выдавали себя посторонние люди. У Наташи сверили приметы (например, нашли такой же шрам), а позже, для верности, сделали ДНК-анализ. Это была именно она.
Её расспрашивали, как она смогла сбежать. Ответ был до странности простым. Похититель поднялся с ней наверх, как делал время от времени, и приказал убраться в салоне автомобиля. Она включила пылесос и исправно водила им по обивке сидений, а он смотрел, когда ему вдруг позвонили. Он схватил телефон и отошёл подальше – прочь от шума. И Наташа, оставив пылесос шуметь, убежала прочь. Бежала, и бежала, и бежала. Перепрыгивая зелёные изгороди.
Девушку осмотрели медики. За время заточения она явно много перенесла. У неё даже были заросшие переломы. И, без сомнения, с ней вступали в половой контакт. Тем временем весть о том, что найдена Наташа Кампуш, разлеталась по средствам массовой информации.
Срочно в номер! Имя преступника достоверно известно! Услышав собственное имя по радио, Приклопиль пошёл к железной дороге. Там он свёл счёты с жизнью. Он это несколько раз обещал Наташе раньше, рассказывая, какой он несчастный. И если она его оставит или полицейские придут за ней.
Всё ещё 1998
Каждый день её был заполнен страхом. Он бил её, если она упоминала своё имя, и ей не хотелось думать, за что ещё он может бить её. Она боялась услышать, как он открывает дверь, и боялась никогда больше этого не услышать. Она боялась состариться и умереть прямо в бетонной коробке. Она боялась, что он состарился и умрёт первым.
Она хотела оставаться несломленной, всегда чувствовать себя собой. Правда, от имени по его настоянию она потом оказалась. Ей это имя всё равно никогда не нравилось. Чтобы у неё была какая-то своя, нерегламентируемая им жизнь, и чтобы однажды, может быть, кто-то увидел, что она осталась несломленной, она рисовала тишком на стене. Как старинные узники в концлагерях и тюрьмах.
Осенью ему показалось, что она стала достаточно послушной, и он согласился устроить ей комнату получше. Переставил мебель. Принёс книжки, журналы, краски, бумагу, одежду, настольную игру. Он сказал ей, что заботится о ней. Еда, которую он давал, была недостаточной, но в этот момент она не спорила с ним. Среди книг были учебники. Он заботился о её образовании. Он посмотрел на чёрную краску и спросил, какого она цвета. А потом завопил, как ненормальный, что она красная и она обязана сказать это. Она обязана слушаться его во всём! Красная краска! Красная!
Год за годом
Она выработала свои правила. Она никогда не будет называть его этими сумасшедшими прозвищами, которые он сам себе даёт. Никаких «Маэстро» – будет «Похитителем», или Вольфгангом, пусть сам выбирает! Никаких «Повелителей» – будет «зайка» и «рыбка», он же сам считает, что у них нормальные отношения. Прямо ничего ненормального!
Он бил её, и бил страшно, за каждый из таких бунтов. Вплоть до переломов. Кричать от боли было нельзя – тогда он набирал в раковину воду и опускал туда её лицо. По голове бить просто обожал, сверху вниз, как молотом. Она слышала, как трещат от этих ударов её шейные позвонки, и всё равно стояла на своём. Тем больше ему, кажется, нравилось, что во всём остальном она ему уступает.
Ещё одно правило было – прощать. Что бы он ни делал, прощать. Во-первых, она чувствовала, что не может бесконечно тратить свои силы на злость. Во-вторых, выбор, как реагировать, давал ей хоть какой-то контроль над своей жизнью. Он её тоже прощал. Избив, утешал и вытирал слёзы. Потом фотографировал вот такой, избитой. Потом уходил и некоторое время не приносил еды. Во-первых, чтобы она поняла, что нельзя сопротивляться. Во-вторых, потому что терпеть не мог, остыв, глядеть на синяки и кровь, которой разукрасил пленницу.
Когда она поняла, что ему неприятно осознавать, как он выглядит, избивая её, она стала сама бить себя по лицу, когда он злился. Со всей силы. Хлопала ладонью и стучала кулаками. Он приходил в ужас. Он понимал, что она изображает именно его. Ему было тошно, и он требовал прекратить. «А то что ты сделаешь со мной? Изобьёшь вот так?!» Ему приходилось умолять, чтобы она остановилась.
Он выводил иногда её наружу. Например, убирать в доме. В доме она была обязана убирать почти голой. Например, в трусиках и кепке. Она выглядела в них нелепо, и именно это-то и доставляло ему наслаждение, которое даже заставляло забывать, что ему не нравится, как выглядят синяки на её торчащих рёбрах. И он всё время говорил о побеге. О том, что она ведь может это сделать. И только поэтому он вынужден держать её в подвале. А иначе бы они сходили на шоппинг или съездили бы погулять.
Она обещала, что не сбежит, раз за разом. Она знала хорошо, что лжёт. Но не делала попыток побега и в самом деле. Она боялась. Она понимала, что бежать надо, но это было такой непосильной ношей для всего лишь девочки-подростка! Поэтому она договорилась с собой, что сбежит, когда станет взрослой. В восемнадцать. Для взрослого такой риск – в самый раз. Восемнадцать ей должно было исполниться в 2006 году.
Ему всё больше казалось, что он как следует её сломал. Он стал гулять с ней в саду, приносить ей покупки из супермаркета по её заказу; сводил в ресторан, а потом, в семнадцать, взял на лыжную прогулку. Она не убежала, хотя, наверное, на лыжном склоне могла попросить помощи. Она решила не собирать свои силы и не переступать через страх прямо здесь. Она же знала, когда будет пора. Когда ей будет восемнадцать.
У Наташи снова есть имя
Она впервые назвала своё имя, постучав в чужое окно, после пяти минут бешеного бега по улице. Оно нравилось ей не больше, чем раньше. Но теперь она была не никем, она была Наташей Кампуш. Дальше были расследование, психолог, мама. И пресса. Пресса была воротами в ад.
Журналисты назойливо расспрашивали её об изнасилованиях. Она непоколебимо отвечала, что её половая жизнь – её дело. Журналисты постоянно искали доказательства, что она «не так уж пострадала».
Говорят, она заплакала, когда узнала, что Приклопиль умер! Говорят, она поставила за него свечку в церкви! Говорят, она утверждает, что верила, что двери заминированы, но её много раз видели снаружи дома, где никаких заминированных дверей не было – и она не звала на помощь!
Наташа знала, что делать, когда кажется, что её хотят сломать и что из неё хотят сделать то, чем она не является. Не верь тому, что он говорит о тебе. Или они. Только ты знаешь, какая ты.
Она погрузилась в учёбу – наконец закончила школу. Пыталась наладить контакт с матерью – он и раньше был не ахти, а теперь мать была почти как чужой человек. Она написала книгу – ситуацию наконец-то описывал не Приклопиль ей, а она миру (впоследствии так же сделает Катя Мартынова, девочка, похищенная «скопинским маньяком»). И выгоду из похищения извлекла она, а не он. То есть – она победила.
Она перевела деньги в помощь другой узнице – которую держал в заточении собственный отец, Йозеф Фритцль. Она купила дом Приклопиля, словно заявив покойному, что у неё больше на него прав, чем у того, кто её туда притащил; она залила комнату в подвале этого дома бетоном. И она по-прежнему рисует.
В Австрии сбежавшая от маньяка Наташа Кампуш купила дом, где садист мучил ее долгие годы
После этого началось рассмотрение другого дела. По мнению Джейси и ее адвокатов, похищение стало возможным из-за халатности властей. Преступник находился под наблюдением после досрочного освобождения. Но инспекторы не проявили бдительности.
Сейчас суд постановил: власти не несут ответственность за похищение. В компенсации отказано. Впрочем, еще до процесса Джейси получила деньги от правительства Калифорнии 20 миллионов долларов. По словам женщины, средства ей нужны, чтобы оказать поддержку другим жертвам сексуального насилия. Многим из них всю жизнь требуется помощь психологов.
Этот тезис подтверждает судьба Наташи Кампуш. 10 лет назад ее история потрясла мир. Наташа сумела сбежать от маньяка, который долгие годы держал ее в подвале. И вот теперь она снова, уже по собственной воле, вернулась в дом ужасов.
Дом, в котором. Обычный для австрийской глубинки коттедж. Кованые ворота, много зелени вокруг. Здесь происходила ужасная история. Ее история. Она делает шаг в прошлое.
Август 2006 года. Полиция ведет к машине девушку. Ее лицо скрывают от прессы и от солнца. Восемь лет маньяк-педофил удерживал Наташу Кампуш в подвале дома. Она отвыкла от яркого света.
Тот самый подвал. Крохотная потайная комната. Кровать, полки и больше ничего. Девушка провела здесь три тысячи девяносто шесть дней. И ее не нашли. Она сама вырвалась.
Это «стокгольмский синдром», считают психологи, одно из проявлений. Заложник испытывает симпатию к похитителю. После освобождения Наташа Кампуш говорила, что иногда обнимала своего мучителя — ей нужен был кто-то рядом. Обмолвилась: Вольфганг Приклопил держал ее в заточении, зато она не начала курить. Он дарил ей подарки на Рождество и даже изредка водил гулять в город.
Австрийский журналист Кристоф Фоерштайн первым брал интервью у Наташи. Они поддерживают связь. Он снял про нее документальный фильм. Тогда и сейчас. Разобрался, что у нее в душе.
Забыть невозможно. Все десять лет Наташа пытается что-то сделать с пережитым. Она не замкнулась. Дала сотни интервью — все за деньги. Написала книгу — тираж разошелся в считанные дни. По книге сняли художественный фильм «3096 дней» (режиссер Шерри Хорман, Constantin Film, 2013 год). Кстати, в первые дни после освобождения у Наташи появился пиар-менеджер, как директор у эстрадной звезды.
Общество разделилась. Как можно зарабатывать на собственной трагедии?! С другой стороны: если весь этот ужас был в ее жизни — пусть хотя бы окупится. Тем более, австрийское правительство не выделило Наташе на реабилитацию ни единого евро.
Раз в месяц Наташа Кампуш приходит в свой дом, с призраками прошлого. Подвал, в котором ее запирал маньяк-педофил, залили бетоном. Ей осталось избавиться от него внутри себя.
Как сбежала наташа кампуш
Н. Кампуш, Х. Гронемайер, К. Мильборн
Наташа Кампуш. 3096 дней
Психическая травма — это несчастье бессильных. Травма возникает в тот момент, когда господствующая сила берет верх, делая жертву беспомощной. Если эта сила — сила природы, мы называем ее катастрофой. Если эту силу применяют другие люди, мы говорим об акте насилия. Травмирующие события выключают социальную сеть, дающую человеку чувство контроля, принадлежности к системе отношений и смысл.
Мое детство на окраине Вены
Мать закурила сигарету и глубоко затянулась. «На улице уже темно. С тобой могло что угодно случиться!» — она укоризненно покачала головой.
Последние февральские выходные 1998 года мы с отцом провели в Венгрии. Там, в маленькой деревеньке неподалеку от границы, он купил себе дачу. Это была самая настоящая развалюха, с отсыревших стен которой осыпалась штукатурка. Несколько лет отец занимался ее ремонтом, а закончив, обставил красивой старой мебелью, так что дом стал обжитым и почти уютным. Несмотря на это, поездки туда не доставляли мне особого удовольствия. В Венгрии отец обзавелся большим количеством друзей, с которыми часто проводил время в веселых пирушках, благо высокий обменный курс шиллинга позволял ему это. Каждый вечер он таскал меня с собой по пивнушкам и барам, где я была единственным ребенком и молча сидела в окружении мужчин, отчаянно скучая.
И в этот раз, как и во все предыдущие, я была вынуждена поехать на дачу против собственной воли. Время здесь тащилось черепашьими шагами, и я злилась, что еще слишком мала и зависима, чтобы иметь право решать за себя. Даже воскресная поездка в термальный бассейн, находящийся неподалеку, не вызвала у меня большого воодушевления. Когда я бесцельно шаталась по залам бассейна, меня остановила одна знакомая: «Пойдем со мной, выпьем вместе лимонада!» Я кивнула и охотно последовала за ней в кафе. Она была актрисой и жила в Вене. Я восторгалась ею — такое спокойствие и надежность она излучала, и, кроме того, имела именно ту профессию, о которой я тайно мечтала. Через некоторое время я набралась мужества и выпалила: «Знаешь, я бы тоже хотела стать актрисой. Как ты думаешь, у меня получится?» Она лучезарно улыбнулась мне: «Конечно, у тебя получится, Наташа! Ты будешь замечательной актрисой, если ты этого действительно хочешь!»
Мое сердце бешено заколотилось. Я не думала, что мои слова будут приняты всерьез, абсолютно уверенная, что меня поднимут на смех, как это уже не раз случалось. «Когда придет время, я тебе охотно помогу», — пообещала она мне и обняла за плечи.
На обратном пути к бассейну я весело скакала и напевала про себя: «Я могу все! Надо только очень хотеть и твердо верить в свои силы». Мной овладело почти забытое чувство легкости и беззаботности.
Но моя эйфория продлилась недолго. Уже давно перевалило за полдень, а отец даже не думал покидать бассейн. Когда мы наконец вернулись на дачу, он и тут не стал проявлять особой поспешности, а наоборот, решил «прилечь на минутку».
Я нервно поглядывала на часы — мы обещали маме вернуться домой не позже семи, ведь на следующий день мне в школу. Я знала, что если мы вовремя не приедем в Вену, разразится скандал. Пока отец храпел на диване, время неумолимо утекало. Когда он наконец проснулся и мы отправились в путь, уже стемнело. Надутая, я сидела на заднем сиденье машины и за весь путь не произнесла ни слова. Мы не успеем вовремя, мать будет в бешенстве — все чудесное, что произошло со мной сегодня в бассейне, было уничтожено одним ударом. Как обычно, я окажусь между двух фронтов. Взрослые вечно все разрушают.
Отец купил на заправке шоколадку, и я почти целиком засунула плитку в рот.
Только в половине девятого, с опозданием в два с половиной часа, мы подъехали к нашему дому в Реннбанзидлунге.[2]
«Я тебя выпущу здесь, беги быстрей домой! Я люблю тебя», — сказал отец и поцеловал меня в щеку.
«И я тебя», — пробормотала я, как обычно, на прощание. Пересекла темный двор и отперла входную дверь. В прихожей рядом с телефоном лежала записка от матери: «Я в кино, буду позже». Оставив сумку, я немного поколебалась, а затем приписала внизу, что подожду ее у соседки этажом ниже. Когда мать через некоторое время забрала меня домой, она была вне себя:
«Где твой отец?» — накинулась она на меня.
«Он не пошел со мной, он высадил меня перед домом», — тихо пробормотала я. В том, что мы опоздали, и что отец не удосужился проводить меня до дверей, моей вины не было. Но, несмотря на это, я чувствовала себя виноватой.
«Черт побери! Вы опаздываете на несколько часов, а я сиди и переживай. Как он мог оставить тебя одну в темном дворе? Посреди ночи? С тобой же могло что-то случиться! Но я тебе скажу одно — своего отца ты никогда не увидишь. С меня хватит, я больше этого терпеть не собираюсь!»
К моменту моего рождения 17 февраля 1988 года у моей 38-летней матери уже были две взрослые дочери. Моя старшая сводная сестра родилась, когда матери исполнилось 18, а вторая появилась на свет всего через год после этого. Стоял конец 60-х годов. На плечи матери свалились заботы о двух маленьких детях, с которыми ей приходилось справляться в одиночку — сразу после рождения второго ребенка мать развелась с отцом обеих девочек. Ей было нелегко доставать средства на пропитание для своей маленькой семьи. За многое приходилось бороться, действуя прагматично и жестко даже по отношению к самой себе, и она шла на все, чтобы прокормить своих детей. В ее жизни не оставалось места для сентиментальности и нерешительности, развлечений и легкомыслия. И вот, в 38, когда обе девочки выросли и с плеч наконец свалился груз забот и обязанностей по воспитанию детей, я заявила о себе. Мать меньше всего ожидала, что может еще раз забеременеть.
Семья, в которой я появилась на свет, была, в общем-то, опять на грани развала. Я все перевернула вверх дном: на свет божий снова вытаскивались детские вещи, а распорядок дня перестраивался под нужды младенца. Несмотря на то, что все были рады моему появлению и баловали меня как маленькую принцессу, все же в детстве я иногда чувствовала себя лишней, как пятое колесо в телеге. Свое место в мире, где все роли давно распределены, я сначала должна была завоевать.
До моего появления на свет родители жили вместе уже три года. Их знакомство произошло благодаря одной клиентке моей матери. Мать, будучи профессиональной портнихой, зарабатывала себе и дочерям на хлеб тем, что обшивала и переделывала одежду для дам по всей округе. Одной из них была женщина из Зюссенбруна под Веной, которая вместе с мужем и сыном владела булочной и маленькой бакалейной лавкой. Сын, Людвиг Кох, иногда сопровождал ее на примерки и всегда оставался несколько дольше, чем положено, чтобы поболтать с моей матерью. Та сразу влюбилась в молодого, статного булочника, который доводил ее до смеха своими веселыми историями. Со временем он все чаще стал задерживаться у нее и обеих девочек в доме большой муниципальной общины на севере Вены. Здесь город нерешительно запустил свои щупальца в равнины Мархфельда,[3] еще не решив, чем он хочет стать. Это была местность без центра и лица, как наспех собранная мозаика. Тут не было порядка и законов, всем правил случай. Промышленные зоны и фабрики стояли прямо посреди невозделанных полей, по некошеной траве которых носились своры собак из близлежащих поселков. Между тем центры бывших деревушек еще боролись за свою независимость, которая медленно «отшелушивалась» от них, как краска от маленьких домиков Бидермайера.[4] Реликты прошедших времен, вытесненные бесчисленными общинами — утопиями социального строительства, как бы разбросанные широким жестом по зеленым лугам, были предоставлены сами себе. В самом крупном из этих поселений я и росла.
Наташа Кампуш будет жить в доме своего насильника. ФОТО
Жертва маньяка-педофила Наташа Кампуш купила дом своего насильника Вольфганга Приклопиля и намерена в нем проживать.
Об этом пишут австрийские СМИ.
От общения с журналистами Наташа отказывается, пояснять мотивы своих действий не желает.
Наташа Кампуш
Кампуш провела в плену у него более восьми лет.
В 2010 вышла её автобиографическая книга «3096 дней» (количество дней, проведенных в заточении у маньяка).
Мать Наташи, Бригитта Сирни, также опубликовала книгу о своей дочери.
Вольфганг Приклопиль
Наташа Мария Кампуш (нем. Natascha Maria Kampusch) родилась 17 февраля 1988 года в Вене.
У Наташи две единоутробные сестры Клаудия (род. 1968) и Сабина (род. 1970).
Девочке дали имя Наташа в память о деде по отцовской линии, проведшем пять лет в советском плену после Второй мировой войны.
Родители девочки развелись, когда ей было 5 лет.
В год похищения Кампуш училась в 4-м классе начальной школы «Бриошивег Фольксшуле». После уроков она проводила время в детском саду «Альт Вин», который посещали дети до 10 лет.
В прессе часто появлялись сообщения о том, что в ранние годы Кампуш подвергалась насилию со стороны родителей (и в особенности матери), её детство было тяжёлым и несчастливым. Мать Кампуш также обвинялась политиком Мартином Ваблем в пособничестве похищению дочери и использовании девочки для изготовления порнографических изображений. Согласно автобиографии Наташи, в детстве она страдала энурезом из-за психологических проблем.
За день до похищения Кампуш вернулась домой к матери после каникул, которые она провела со своим отцом в Венгрии. 2 марта 1998 года 10-летняя Кампуш вышла из дома, где она жила, расположенного в районе Донауштадт Вены, и пошла в школу. Когда девочка не вернулась в обычное время, и её мать выяснила, что дочери не было в учебном заведении, Сирни обратилась в полицию.
12-летняя свидетельница сообщила, что видела, как Кампуш была закинута в белый микроавтобус двумя мужчинами. После побега Наташа отрицательно ответила о наличии второго человека. В автобиографии «3096 дней» она написала, что похититель был один, хотя первое время он говорил ей, что имеет сообщников.
Были выдвинуты обвинения против семьи Наташи Кампуш, а также конкретно Бригитты Сирни. В 2004 году официальное расследование прорабатывало версию французского серийного убийцы Мишеля Фурнире.
Наташа Кампуш и Вольфганг Приклопиль
Наташа Кампуш в плену у Вольфганга Приклопиля
Приклопиль держал Кампуш в маленькой потайной комнате площадью 5 м²: 2,78 м в длину, 1,81 м в ширину и 2,37 м в высоту. Комната находилась на глубине 2,5 метров под землёй, не имела окон и была звуконепроницаемой. Она закрывалась тремя дверьми, одна из которых была железобетонной и весила 150 кг. Вход был спрятан за шкафом в гараже Приклопиля.
Первые полгода Кампуш не покидала комнату, затем в течение года Приклопиль выпускал её на короткое время. Осенью 1998 года он сделал перестановку в подвале так, как хотела Кампуш.
Когда полиция обнаружила подвал, в нём нашли лестницу, кровать, полки и маленькие шкафчики, телевизор, стол и стул, раковину, крючки для одежды, доску объявлений и вентилятор, нагонявший в комнату воздух. Помещение было завалено журналами, книгами, одеждой, ящиками, играми и бутылками с водой.
В июне 2005 года Приклопиль начал разрешать Кампуш прогуливаться по саду.
17 февраля 2006 года похититель позволил ей выйти из дома и искупаться в бассейне, принадлежавшем соседям. Деловой партнёр Приклопиля Эрнст Хольцапфель позже рассказал прессе, что видел Кампуш во дворе Вольфганга. Позднее похититель взял её на прогулку на лыжную базу в окрестностях Вены, но тогда она не имела возможности убежать. В интервью Кампуш изначально отрицала это, и только когда ей были представлены доказательства, признала подлинность данной информации.
В соответствии с официальными показаниями Кампуш, она и Приклопиль каждое утро вставали рано и завтракали вместе. Похититель давал ей книги, чтобы она могла учиться.
Приклопиль говорил Кампуш, что двери и окна в доме заминированы и что он убьет её и себя, если она попытается сбежать.
Одно время девушка думала отрубить ему голову топором, но быстро отвергла эту идею. Она также пыталась громко шуметь первые годы заточения.
О своих отношениях с Приклопилем Кампуш сказала, что «всегда чувствовала, что она сильнее», заявив, что посылала его в супермаркет за покупками и убеждала отпраздновать Рождество.
Соседи говорили журналистам, что видели, как Приклопиль обедал в ресторане, в то время как она ждала его около машины.
Наташа Кампуш до и после похищения
Побег Наташи Кампуш
23 августа 2006 года Кампуш пылесосила машину своего похитителя BMW 850i в саду.
В 12:53 потенциальный покупатель машины позвонил Приклопилю на мобильный телефон, и Вольфганг отошёл, чтобы ему не мешал шум, издаваемый при уборке.
Кампуш оставила пылесос включённым и убежала, незамеченная Приклопилем. Кампуш пробежала через сады и улицу на расстояние около 200 метров, перепрыгивая изгороди и прося прохожих позвонить в полицию. Минут через пять она постучала в окно 71-летней соседки, названной в прессе как Инга Т., и сказала: «Я — Наташа Кампуш».
Женщина позвонила в полицию, которая приехала в 13:04. Кампуш была доставлена в полицейский участок города Дойч-Ваграм. Наташу определили по шраму на теле, паспорту, который позднее нашли в её комнате, и тесту ДНК.
Девушка была в хорошем физическом состоянии, несмотря на то, что она выглядела бледной, дрожала и весила всего 48 кг при росте 157 см (всего на 3 кг больше, чем в 1998 году при росте 142 см).
Приклопиль, поняв, что полиция преследует его, бросился под поезд Венский S-Bahn около Северного вокзала в Вене. Он скончался в 20:59 23 августа. Предвидя своё самоубийство, он говорил Кампуш, что «они никогда не поймают его живым».
Стокгольмский синдром Наташи Кампуш
В прессе высказывалось предположение, что Кампуш страдает стокгольмским синдромом.
В документальном фильме «Наташа Кампуш: 3096 дней в плену» (Natascha Kampusch: 3096 days in captivity) она сказала, что сочувствует своему похитителю. По словам полиции, Кампуш «безудержно плакала», когда узнала, что Приклопиль мёртв, и поставила ему свечку.
Но в книге «3096 дней» Наташа отрицает все предположения о стокгольмском синдроме и называет Приклопиля «преступником». Кампуш занимается благотворительностью. В 2009 году Наташа перечислила жертве маньяка Йозефа Фритцля, проведшей 24 года в подвале, 25 тысяч евро.
В 2008 году Кампуш вступила в организацию защиты прав животных «Люди за этичное обращение с животными», написав министру сельского хозяйства Германии Ильзе Айгнер, что «животные, если бы они могли, сбежали, как я, потому что жизнь в неволе — жизнь, полная лишений. Вам решать, должны ли общительные, умные и замечательные создания быть освобождены от цепей и клеток, где их держат безжалостные люди».
С июня по сентябрь 2008 года она вела собственное ток-шоу Natascha Kampusch trifft. Всего вышло три выпуска передачи. Весной 2010 года она закончила среднюю школу, живёт в Вене. Увлекается рисованием, фотографированием и разведением кактусов.
Дом Приклопиля находится в её собственности.