гуманность и эмпатия что это
8 упражнений для развития эмпатии
Работодатели все чаще среди необходимых характеристик сотрудников указывают soft skills («мягкие навыки»): это те качества, которые помогают «вписаться» в коллектив и решать рабочие вопросы без конфликтов. Одна из важных составляющих soft skills — умение понимать чувства других — эмпатия.
Анастасия Батхина,
психолог, основатель компании InMind
Что такое эмпатия — простыми словами
Эмпатия — это осознанное сопереживание эмоциональному состоянию других людей, способность распознать, что они чувствуют, и выразить сострадание. Она осуществляется в том числе при помощи зеркальных нейронов, которые находятся в коре головного мозга и позволяют отражать чувства и эмоции других живых существ.
Умение сочувствовать помогает нам ощутить сопричастность тому, что происходит с человеком, а сам человек поймет: его эмоции важны для вас, вы его принимаете.
Этот навык необходим при построении межличностных отношений: найти общий язык, договориться и выработать стратегию, которая удовлетворит обе стороны, можно лишь тогда, когда мы сумеем поставить себя на место другого.
Эмпатия — мост между мирами, в котором каждый из нас живет: он помогает чувствовать единение с окружающими.
Чтобы построить мост, необходимо следовать ряду правил.
Правила эмпатии
1. Искреннее желание понять любого человека и посочувствовать ему
Эмпатия — это сложная внутренняя работа, требующая большого ресурса. Но часто нам проще судить о других, используя стереотипы и ярлыки, отмахиваться от их чувств, мотивируя это нежеланием вникать в чужие проблемы.
Совет: нам должно быть искренне не все равно, что происходит с человеком, — только так можно создать глубокие конструктивные отношения.
2. Cопереживать, а не оценивать
Если другой человек попадает в неприятную ситуацию, обычно возникает желание сказать: «Ты совершил глупость и сам виноват во всем». Но таким образом мы даем оценку происходящему, навешиваем ярлык и пытаемся обесценить чувства другого: мол, ничего страшного, что ты переживаешь, это все ерунда. Так включаются защитные механизм психики: мы не хотим сталкиваться с сильными негативными эмоциями других людей. Однако важно понимать, что такое отношение не позволит выразить сочувствие, оказать помощь, установить контакт.
Совет: отказываться от автоматических реакций и занимать безоценочную позицию.
3. Принимать тот факт, что каждый человек живет в своей психологической реальности
Помните: у каждого из нас — свои взгляды, представления, убеждения, правила.
Совет: следует уважительно относиться к этим различиям. Даже если мы не разделяем мировоззрение человека, надо признать, что он имеет право на свою точку зрения.
Упражнения для развития эмпатии
Люди обладают различной способностью испытывать сопереживание: у одних это заложено с рождения, а другим – сложно представить себя на чужом месте. Но ситуацию можно изменить, ведь эмпатия — навык, который развивается: для этого необходимы желание и регулярные тренировки.
1. Люди вокруг нас
Когда стоите на остановке, гуляете или едете в транспорте, посмотрите на людей вокруг: постарайтесь представить, что они чувствуют, о чем размышляют в данный момент, был ли у них сегодня хороший день или сложный. А общаясь, задавайте себе вопрос: «Что сейчас чувствует человек, с которым я говорю?»
Результат: таким образом сначала вы только строите гипотезы, но с развитием навыка будете более точны в своих оценках.
2. Активное слушание
Основа эмпатии — умение выслушать человека. Поставьте себе задачу: услышать и понять, что он хочет донести. Когда общаетесь с другими, старайтесь не отвлекаться на посторонние дела: отложите телефон, поддерживайте зрительный контакт, не перебивайте, дайте высказаться.
Результат: это позволит лучше налаживать контакты с другими людьми, потому что каждый из нас особенно ценит тех собеседников, которые обладают искусством не только рассказчика, но и слушателя.
3. Отражение
Отзеркаливайте эмоции другого человека: выслушайте его и перескажите то, что он вам рассказал, с акцентом на его чувства. Например: «Я понимаю, что сейчас у тебя напряженная ситуация на работе, вижу, как ты встревожен».
Результат: сумеете установить контакт, выразить сочувствие. Такой подход избавит от необходимости подбирать какие-то особенные слова (что часто вызывает затруднение).
4. Общайтесь с «другими»
Не секрет, что многие любят собирать вокруг себя команду единомышленников — людей со схожим мировоззрением, потому что в таком обществе мы чувствуем себя наиболее комфортно. Но это замыливает взгляд, делает наше мышление туннельным, а нас — неспособными понять и посочувствовать тому, чьи взгляды отличаются от наших. Поставьте перед собой задачу общаться с теми, с кем бы вы по разным причинам не стали поддерживать отношения в обычной жизни.
Результат: умение понимать «других» (людей с иным мировоззрением) и их мотивы.
5. Читай и смотри
Чтение художественной литературы и просмотр психологических фильмов — отличный тренажер для развития эмпатии. Постарайтесь отслеживать и анализировать, что чувствует герой, в какие моменты он вызывает сопереживание и почему.
Результат: часто при соприкосновении с произведениями искусства возникает эмпатия на автоматическом уровне (этот элемент заложен в самом произведении), что помогает тренировать навык.
6. Играй
Существует большое количество настольных игр (в том числе для взрослых), создающих возможность поставить себя на место других людей и выстроить с ними отношения. Одна из них — «Имаджинариум».
Результат: такие игры тренируют умение лучше понимать собеседника и предсказывать ход мыслей разных людей.
7. Карты эмоций
Найдите в интернете и скопируйте перечень эмоций, состоящий более чем из 30 пунктов, напротив каждой напишите те ситуации из своей жизни, в которых вы ее испытывали.
Результат: карта эмоций будет подсказывать различия между эмоциями и то, в какие моменты вы их ощущаете. Сопоставляя эту карту с реакциями других людей, сможете более точно понимать и отражать их чувства. Ведь чтобы научиться сочувствовать кому-то, надо разобраться в своих ощущениях.
8. Я на месте другого
Детские психологи проводят такой эксперимент: в противоположном углу комнаты усаживают куклу, а ребенка просят представить и рассказать, что она видит. Вы можете использовать тот же прием: в ситуации, когда хотите проявить эмпатию, попробуйте стать на место другого человека, спросите у себя: «Если бы со мной произошло то же самое и я испытывал бы такие эмоции, какую поддержку я бы хотел получить? Что бы мне хотелось услышать? Как бы я себя чувствовал в такой ситуации?»
Результат: способность увидеть мир с позиции другого.
Упражнения помогут развить один из самых полезных навыков, необходимых в повседневной жизни: он позволяет считывать эмоциональное состояние другого человека, осознавать, что им движет, чтобы успешно вести переговоры, выстраивать отношения в коллективе, создавать гармоничные отношения в семье.
Гуманность и эмпатия что это
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Эмпатия vs Гуманизм
Как это ни удивительно, иногда я задумываюсь о высоком. Не вполне о душе, а о высоких понятиях, которые мы за тысячелетия наплодили и наобъясняли друг другу на всех языках, а все равно продолжаем быть несчастными.
Мы рассуждаем о гуманизме и его составляющих, мы находим высшие цели в служении обществу, в альтруизме, нравственных законах, проявлении доброй воли, а, между тем, сами несчастны и живем в мире несчастных, одиноких, брошенных людей. И сколько ни уговариваем себя, что у всех так, легче не становится.
Все, чем оперирует гуманизм, лежит в области отношений, а современному человеку не хватает, прежде всего, чувств. Не альтруизма и нравственных законов, а эмпатии, не доброй воли, а любви.
И сколько бы ни говорилось, что любой человек способен к эмпатии от природы, в реальности мы видим лишь ее прикосновение, а не участие в нашей жизни.
Способность к эмпатии есть дар, ничуть не меньший, чем талант вырастить из сора стихи, умение сложить горстку нот в мелодию, передать набросанными на холст мазками восход над морем.
Гуманизм для меня абстрактен, потому что направлен в массы, потому что он пользуется штампами, пока он борется за что-то или против чего-то. Всем понятны лозунги: Альтруизм против эгоизма! Доброта против жестокости! И совершенно коряво звучит: Чувства против равнодушия! Звучит так, как будто мы обнажились или подсматриваем в замочную скважину.
Впрочем, так оно и есть, потому что мы не привыкли показывать наши истинные чувства. Наша жизнь проходит в плоскости поступков, а не эмоций. Мы стараемся отделить их друг от друга, требуем от окружающих «холодной головы», «взять себя в руки», «перестать рефлексировать» — и совершаем трагическую ошибку.
Гуманизм хорош на уровне общества и совершенно выхолощен на человеческом уровне до тех пор, пока не сопровождается высокой степенью сострадания к конкретному человеку, умением принять чужие чувства и показать свои. Взаимная эмпатия подобна запахам, которые притягивают друг к другу представителей одного вида в природе. Мы готовы открыться только тому, кто готов чувствовать так же, как мы. Не поступать, а чувствовать. Многие не потеряли способность находить такого человека в толпе, и тем страшнее, что, находя, мы не в состоянии открыться.
Лично я не могу абстрактно «сочувствовать детям Германии». Я либо дам полтинник, либо пожадничаю. Скорее всего, этот полтинник спасет кого-то от голодной смерти, но он не возьмет его за руку, не посмотрит в глаза, не поделится теплом. И накормленный германский ребенок должен быть еще и обласкан, любим и понят. Еда делает человека сытым, это важно, но это еще не все.
Человек остается человеком только в том случае, если он может сострадать, если он не боится проявлять чувства сам и принимать чувства в ответ. И, как ни странно, откупиться полтинником или даже миллионом куда проще, чем выслушать, улыбнуться, заплакать, вскипеть возмущением, просто молча побыть рядом.
Мы боимся показывать свои чувства и разделять с другими их чувства. Мы осаживаем тех, кто испытывает ревность, ненависть, злость, кто терзается сомнениями и душевной болью, потому что боимся примерить на себя эти «плохие» чувства. А ведь ими, в первую очередь, человеку и надо поделиться, потому что они — груз, неподъемный в одиночку.
Я знаю, что мне повезло в жизни, у меня к эмпатии склонность с детства, не сказать бы — талант. Способность писать стихи ушла, а способность сопереживать выросла, из чего я могу заключить, что это именно то, что мне дано для развития, для совершенствования собственной души. Это — призвание, и я рада, что могу жить в гармонии с собой.
А то, что эмпатия кажется в нашем мире атавизмом, говорят вопросы, которые мне задают от раза к разу люди, с которыми сводит судьба. Меня все время спрашивают: не устаю ли я общаться на близкой дистанции, выслушивать других, поддерживать, сопереживать, пропускать через свою душу чужие эмоции, далеко не всегда — светлые и восторженные.
Мне странно слышать такие речи. Нет, меня не убивает чужой негатив, нет, меня не заряжает чужой позитив. Я не училась модным техникам, просто я практически сразу при встрече ощущаю, как можно помочь человеку, ищущему тепла и участия. Не денег, славы, успеха или чего-то в мире вещей и отношений. Тут я могу лишь обратиться к своему или чужому опыту и обсудить проблему. Но, как правило, это обсуждение не помогает человеку сделать шаг в направлении мечты. В направлении мечты он шагает тогда, когда кто-то рядом радуется вместе с ним и грустит вместе с ним.
Хотя бы так, хотя бы просто вместе. Хотя бы просто активное слушание.
Конечно, я всегда иду дальше, я всегда начинаю «вытаскивать» и выравнивать эмоциональный фон, я всегда стараюсь приподнять его к концу разговора. Но это уже — талант. Хорошо наработанный талант.
А сделать находящегося рядом не одиноким может каждый. Не красота спасает мир, не доброта, не альтруизм и подвиги. Умение быть человеком сопереживающим, представителем вымирающего вида.
Запись опубликована умная глупая Кошка. Вы можете оставить комментарии здесь или здесь.
Эмпатия в семейной психотерапии созависимости
Термин «эмпатия» происходит от греческого слова «empatheia», означающего «сопереживание».
Эмпатия – это способность «вчувствоваться» в другого человека, улавливать его внутреннее состояние, видеть мир глазами с его точки зрения.
В данном смысле термин веден американским психологом Эдвардом Титченером в начале XX века обобщившим развивавшиеся в философской традиции идеи о симпатии с теориями вчувствования Э. Клиффорда и Т. Липпса.
Различают:
— эмоциональную эмпатию, основанную на механизмах проекции и подражания моторным и аффективным реакциям другого человека;
— когнитивную эмпатию, базирующуюся на интеллектуальных процессах (сравнение, аналогия и т.п.);
— предикативную эмпатию, проявляющуюся как способность человека предсказывать аффективные реакции другого в конкретных ситуациях.
Важной характеристикой процессов эмпатии, отличающей ее от других видов понимания (идентификации, принятия ролей, децентрации и др.), является слабое развитие рефлексивной стороны, замкнутость в рамках непосред-ственного эмоционального опыта.
Рассмотрим простой пример: пациент начинает плакать. То, что терапевт непосредственно наблюдает, это слёзы и спёртое дыхание, свидетельствующее о комке в горле. Терапевт сравнивает эти сигналы с собственными аналогичными переживаниями. Таким образом, терапевт приходит к гипотезе о эмоциональном состоянии пациента. Вместе с пациентом терапевт переживает некоторую боль и печаль, однако это не значит, что он находится с ним в слиянии. Терапевт лишь временно переживает эти чувства. Вместе с тем он осознаёт, что данные переживания относятся к пациенту, что позволяет ему сохранить некоторую дистанцию от них. Другими словами, терапевт не только находит в себе переживания, которые кажутся ему сходными с тем, что он наблюдает у пациента, но и делает поправку на расхождение опыта.
В последние два десятилетия ХХ века феномен эмпатии, традиционно понимаемый как способность человека представлять себя другим и телесно-чувственно проживать его воспринимаемые/вспоминаемые/воображаемые формы и предполагаемые состояния, все чаще становится объектом внимания философов (Е.Я. Басин, Е.В. Борисов, А.Дж. Ветлизен, Х.Г. Кёглер, О.Ю. Кубанова, Р.А. Маккрил, Х. Питер Стивс, М. Савицки, Д.В. Смит, В.П. Фила-тов, Ю.М. Шилков). Согласно Гуссерлю, в эмпатии раскрывается сущность социального познания и поэтому ее можно отнести не столько к сфере онтологии «Дугого» (там рассматриваются трансцендентальные и интертемпо-ральные предпосылки эмпатии), сколько к сфере гносеологии «Другого». Эмпатия включает в себя как до-рефлексивное знание что «Другой» есть, так и до-рефлексивное и осознанное предполагание что именно собой представляет «Другой». В феноменологии Э. Гуссерля и Э. Штайн эмпатия наделена достаточно высоким гносеологическим статусом.
Современный американский философ Д. Смит еще более подчеркивает гносеологическую составляющую эмпатии, когда наряду с эмпатической идентификацией и эмпатическим восприятием при знакомстве с «Другим» особо выделяет «эмпатическое суждение». Такое суждение предполагает вживание не только в чувства, но и в мысли, в особенности мировосприятия «Другого». «Я» делает умозаключение не что «Другой» есть, не что именно он есть, а что он переживает: «Я могу эмпатически судить, что «Другой» переживает, только если я обладаю способностью репродуктивно воображать, что я переживаю вместо «Другого»».
Установлено, что эмпатическая способность индивидов возрастает, как правило, с ростом жизненного опыта; эмпатия легче реализуется в случае сходства поведенческих и эмоциональных реакций субъектов.
Показателен в этом отношении опыт психотерапевта Роджерса, который в начале 50-х прошлого века настолько «вчувствовался» во внутренний мир одной своей клиентки, страдавшей тяжелым расстройством, что вынужден был сам прибегнуть к помощи психотерапевта. Лишь трехмесячный отпуск и курс психотерапии у одного из коллег позволили ему оправиться и осознать необходимость соблюдения известных пределов сопереживания.
Это представляется особенно важным в связи с той абсолютизацией роли эмпатии, которая явно имеет место в последнее время.
Сопереживание с кем-то его эмоций, особенно горя, страданий, включает сострадание, жалость.
Эмпатия же подразумевает способность понимания и мысленного проникновения в другое существо.
Отсутствие эмпатии дегуманизирует человека, превращая мир в отдельные предметы, не имеющие с нами никакой связи. Когда мы понимаем рассудочную и эмоциональную стороны поведения живых существ и испытываем эмоциональное чувство к ним, становится возможной зрелая, рациональная и исполненная ответственности эмпатическая любовь к другим существам, понимание их.
В основе развития эмпатии, усвоения нравственных норм лежит формирующаяся направленность ребенка на окружающих, обусловленная особенностями общения детей со взрослыми и, прежде всего, с родителями.
В области возрастной психологии А. Бек и В. Штерн положили начало изучению эмпатии и ее проявлений у детей. Проблема эмпатии рассматривается в связи с формированием личности ребенка, развитием форм поведения, социальной адаптацией.
В дальнейшем А. Валлона привлекает эта проблема в аспекте развития эмоциональной сферы ребенка. Он отмечает, что ребенок на первых этапах жизни связан с миром через аффективную сферу, и его эмоциональные контакты устанавливаются по типу эмоционального заражения.
По А. Валлону, на втором году жизни ребенок вступает в «ситуацию симпатии». На этой стадии ребенок как бы слит с конкретной ситуацией общения и с партнером, чьи переживания он разделяет. «Ситуация симпатии» подготавливает его к «ситуации альтруизма». На стадии альтруизма (4-5 лет) ребенок научается соотносить себя и другого, осознавать переживания других людей, предвидеть последствия своего поведения.
Так по мере психического развития ребенок переходит от низших форм эмоционального реагирования к высшим нравственным формам отзывчивости.
Сочувствие у детей, особенно у подростков, сопровождается актом альтруизма. Тот, кто наиболее чуток к эмоциональному состоянию другого, охотно помогает и наименее склонен к агрессии. Сочувствие и альтруистическое поведение свойственны детям, родители которых разъяснили им нравственные нормы, а не прививали их строгими мерами.
Нарушение эмоционального контакта с родителями, отсутствие эмоционального принятия и эмпатического понимания тяжело травмирует психику ребенка, оказывает отрицательное влияние на развитие детей, формирование личности ребенка.
Эмпатия возникает и формируется во взаимодействии, в общении. В исследованиях, проводимых в подростковой среде, начинают впервые обнаруживаться половые различия в отношениях к различным объектам эмпатии. Девочки-подростки в целом проявляют большую степень сочувствия к животным, чем мальчики. Этот факт можно считать результатом более раннего усвоения девочками нравственных норм, а также большей ориентацией девочек на общение, их стремлением иметь признание в межличностных отношениях, в то время как мальчики более ориентированы на предметные достижения.
Способность к эмпатии является основой для дружеских отношений, которые занимают огромное место в межличностном общении подростка. Эмпатия, в свою очередь, основывается, как считает Г. Крайг, на социальном выводе: если вы не знаете того, что чувствует другой человек, вы не сможете ему сочувствовать.
Эмпатия как психическое личностное образование, достигнув своей выраженности в период пубертата, является в дальнейшем стимулятором просоциального поведения и альтруизма. В ряде зарубежных исследований, касающихся подросткового и юношеского возрастов, описан эффект переноса эмпатийных переживаний отрочества на юность и зрелый возраст с сохранением эмоционального знака. Если будучи ребенком и подростком человек имел с родителями эмпатийное взаимопонимание, то в период взрослости эмпатийное реагирование на окружение не вызывает отрицательных переживаний, и наоборот: кое-кто в течение всей жизни переносит на других людей ненависть к своим родителям. Эффект переноса эмпатийных переживаний выражается также в том, что, однажды проявившись в отношении к какому-либо объекту, эмпатия может распространяться на другие объекты, к которым личность до этого была настроена индифферентно.
Современными исследованиями обнаружена значительная корреляция показателей эмпатии к героям художественных произведений. Такое вчувствование исключает непосредственность передачи «эмпатийного сигнала», и говорит о способности сознательно или неосознанно ставить себя на место того, о ком имеется определенное представление. Читая о переживаниях персонажа, мы настолько способны сопереживать ему, насколько хорошо уже понимаем его или нам кажется, что понимаем: что он подходит под некий известный стереотип. По отдельным признакам в ходе повествования мы судим о переживаниях, согласно нашей модели. И это может значительно, до противоположности, расходиться с оценкой тоже же самого других людей, что дополнительно свидетельствует: нет некоего внешнего источника такой информации.
Способность распознавать по совокупности признаков психическое состояние чрезвычайно ценится в психологической и психиатрической практике и нарабатывается личным опытом общения с пациентами. О такого рода профессиональной эмпатии немало пишут в профессиональных статьях. Так, в клиент-центрированной терапии Карла Роджерса и психоаналитической Я-психологии Хайнца Кохута эмпатии принадлежит ключевая роль.
Роджерс считал эмпатию основополагающей установкой терапевта в терапевтических отношениях и ключевым условием изменения личности клиента. Кохут отстаивал позицию, что основным инструментом в психоана-литическом исследовании является именно эмпатия аналитика. Кроме того, Кохут поместил эмпатическую откликаемость окружения ребёнка в центр своей теории нарциссического развития «Я». Благодаря их влиянию эмпатия была признана большинством терапевтических школ в качестве основопола-гающего навыка терапевта, необходимого для создания терапевтического климата.
З. Фрейд в 1905 году в своей работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» указывал: «Мы учитываем психическое состояние пациента, ставим себя в это состояние и стараемся понять его, сравнивая со своим собственным».
Характерно, что эмпатии отведено важное место в понятийном аппарате психоанализа. В частности, данный термин среди прочих фигурирует в «Словаре-справочнике по психоанализу» В.М. Лейбина, а также в «Критическом словаре психоанализа» Ч. Райкрофта и других аналогичных изданиях. Важно, что в обоих упомянутых изданиях подчеркивается сохранение при эмпатии объективного взгляда на истоки и природу переживаний другого человека.
Так, В.М. Лейбин указывает: «Эмпатия предполагает идентификацию аналитика с пациентом. В какой-то степени она напоминает собой проектив-ную идентификацию. Вместе с тем эмпатия не является такой идентификацией с пациентом, благодаря которой аналитик полностью отождествляет себя с последним. Напротив, обладая возможностью стать сопричастным к внут-реннему миру другого человека, аналитик сохраняет способность к дистанцированию от него в плане изложения собственных непредвзятых интерпретаций и выработки приемлемой для конкретной аналитической ситуации стратегии психоаналитической терапии».
В гуманистической психологии К. Роджерса эмпатия выступила основным приемом «клиент-центрированной терапии», в которой психолог вступает в глубокий, эмпатический контакт с клиентом и помогает ему осознать себя полноценной личностью, способной взять на себя ответственность за решение собственных проблем. Наряду с безусловным принятием клиента и так называемой конгруэнтностью, эмпатия выступает одним из компонентов так называемой психотерапевтической триады Роджерса — тройственной совокупности условий, без которых, по мнению сторонников этого подхода, психотерапевтический процесс не может быть полноценным.
Эмпатия как способ психотерапевтического общения предполагает временную жизнь как бы другой жизнью, деликатное, без предвзятых оценок и суждений, пребывание в личностном мире другого, чувствительность к его постоянно меняющимся переживаниям. Совместная интерпретация волнующих или пугающих проблем помогает их более полному и конструктивному переживанию и в конечном счете — такому изменению структуры «Я», которое делает его более гибким, творческим, открытым позитивному опыту.
Эмпатическое понимание терапевта нацелено на достижение клиентом самопринятия и доверия к собственным внутренним переживаниям, что постепенно позволяет прервать ощущаемую им психологическую изоляцию. Чтобы облегчить этот процесс клиент-центрированный терапевт стремится помочь клиенту обрести собственный внутренний голос. Терапевт не указывает клиенту путь, а скорее создает условия для познания им своего субъективного мира, обеспечивает клиента поддержкой и заботой, чтобы он не отказался от пути, если что-то начнет его страшить.
Сторонники психоаналитической традиции видят роль терапевта главным образом в том, чтобы раскрыть, передать и помочь пациенту ассимилировать материал, который находился вне его осознания. Такое представление заложил Фрейд своим комментарием о том, что эмпатическая связь может позволить аналитику переживать в себе ассоциации и материал первичного процесса, который блокирован от осознания пациента. Под влиянием этого представления Олиник даже называл эмпатию «регрессивной открытостью и восприимчивостью», а также «регрессией на службе другого».
Сходная мысль, подчеркивающая значение восприимчивости аналитика, была выражена Райком в его известной идее о том, что аналитик должен слушать пациента «третьим ухом». Одна из способностей «третьего уха» состоит в том, что оно работает двумя способами: может уловить то, что другие люди не говорят, но только чувствуют и думают, и может быть обращено внутрь. Оно может слышать голоса, идущие изнутри «Я», которые иным образом не слышны, потому что их заглушает шум нашего сознательного мыслительного процесса.
Барретт-Леннардом предложил цикл эмпатического реагирования, включающего следующие фазы:
Фаза предварительных условий.
Терапевт имеет эмпатическую установку по отношению к клиенту, который тем или иным образом выражает свой опыт. Эта стадия включает в себя активную открытость со стороны терапевта к познанию переживания клиентом собственного «Я» и внешнего мира.
Фаза эмпатического резонанса.
Условия предварительной фазы делают потенциально возможным следующий шаг, в котором слушатель входит в эмоциональный резонанс (настраивается на одну волну) с переживанием и личностными смыслами клиента, которые активизируются в его сознании. Резонирование можно определить как обращение терапевта внутрь себя, то есть к чувствам, образам, воспоминаниям, смыслам, которые возникают в ответ на то, что он ви-дит, слышит, чувствует вместе с клиентом.
Фаза выражения эмпатии.
Эта фаза включает в себя выражение терапевтом эмпатического отклика. Эмпатия включает не только способность понять актуальные чувства, но и вербальное умение передать свое понимание ясным для клиента языком. Эмпатическая реакция может быть выражена намеренно и непроизвольно, словесно и через невербальные сигналы.
Фаза получения эмпатии.
Передача эмпатии делает возможным заключительный этап процесса эмпатического реагирования. Адекватная эмпатия вызывает у клиента чув-ство, что его услышали, поняли ту или иную личностно значимую для него область внутреннего опыта, что как правило приводит к эмоциональному облегчению и обретению смысла.
Фаза обратной связи.
На этом этапе клиент вербально или невербально демонстрирует результат воздействия эмпатии терапевта. Если эмпатический отклик терапевта адекватен, это приводит к позитивным следствиям, например, терапевтиче-скому молчанию или углублению процесса. Неверная эмпатическая реакция терапевта может привести к стремлению клиента более ясно донести свои переживания, а совершенно неадекватный отклик терапевта может привести даже к негативным последствиям, например чувствам безнадёжности, одино-чества или агрессии.
Барретт-Леннард отмечает, что в реальной сессии выделенные фазы могут быть трудно различимы. При успешном эмпатическом слушании, отмечает он, один эмпатический цикл, включающий в себя выделенные этапы, сменяется другим и так далее, однако при тщательном наблюдении и здесь удаётся увидеть признаки смены фаз.
Фаза предварительных условий предполагает наличие со стороны терапевта эмпатической установки по отношению к пациенту, который тем или иным образом выражает свой опыт. Серьезным испытанием для эмпатической установки терапевта может стать пациент, который способен лишь отчасти, неявным образом или весьма спутано выражать свои переживания. В этой весьма непростой ситуации терапевт должен быть способным воздерживаться от поспешных суждений. Он должен уметь переносить состояние незнания и быть готовым переживать неясность и неопределенность.
Эмпатическая реакция терапевта должна быть согласована на вербальном и невербальном уровне. Конгруэнтность словесного сообщения и невербальной реакции терапевта подтверждает и усиливает сказанное им. Однако, невербальное поведение терапевта может также отрицать его вербальное сообщение и, как следствие, запутывать пациента. Не стоит забывать о том, что когда слова и невербальные сигналы противоречат друг другу, люди больше верят языку тела.
Созависимость в семейной психотерапии занимает особое место.
Созависимость определяется и как первичная болезнь, и как болезнь каждого члена семьи, в которой есть алкоголик. Ее можно рассматривать как дисфункциональный образ жизни и решения проблем, сложившийся вследствие нерациональных правил функционирования семейной системы. Созависимым человеком может быть один из тех, кто попадает в зависимость от межличностных отношений и фокусирует свою жизнь на аддиктивном члене семьи. Вот лишь некоторые характеристики созависимых лиц: они
а) не доверяют собственным ощущениям;
б) являются опекающими;
в) не сознают границ;
г) становятся необходимыми;
д) становятся мучениками.
Обобщая опыт работы с родителями больных опийной наркоманией, исследователи обнаружили, что развитие созависимости у матерей может иметь четыре основные фазы:
— с преобладанием страха и растерянности;
— с преобладанием негативизма;
— с преобладанием депрессивного состояния;
— сбалансированное эмоциональное состояние.
Для каждой фазы развития созависимости характерны специфические эмоциональные реакции, которые задают как рисунок созависимого поведения, так и особенности созависимых отношений.
Клинические закономерные «спутники» созависимости: дистимия, тревога, депрессия, пограничные нарушения, пассивно-агрессивное поведение, психосоматические нарушения.
Тесную связь созависимости и зависимости можно видеть в приведенной ниже таблице, где сопоставлены некоторые основные признаки обоих состояний.
Родители, супруги идентифицированного пациента напряженно стараются понять больного, справиться с проблемой собственными силами, изменить или контролировать больного и его аддиктивное поведение. Концентрация на проблемах больного достигает степени компульсивности, поскольку они ни о чем другом думать не могут. Родственники отодвигают на задний план свои нтересы, чувства и потребности. Они продолжают опекать больного, предпринимать бесполезные действия по его «спасению» и не в состоянии ни уменьшить, ни прекратить такое поведение.
В поведении созависимых отмечается ряд парадоксов.
Первый парадокс: созависимые думают, будто они могут контролировать как свое поведение, так и поведение близкого человека, страдающего зависимостью, чаще всего химической. Фактически, это химически зависимые держат под контролем поведение созависимого.
Второй парадокс: созависимые подчиняют свои потребности нуждам зависимых и занимают положение жертвы. Фактически созависимые занимают доминирующее положение и подчиняют себе зависимого человека, так что созависимый выступает не столько жертвой, сколько диктатором, обидчиком, преследователем.
Третий парадокс: созависимые желают прервать употребление психоактивных веществ, но используют награду (например, забота о больном во время кризиса) либо наказание (негодование по поводу его поведения). Оба средства (награда/наказание) служат лишь поддержанию привычного поведения больного зависимостью.
Таким образом, созависимость представляет собой предсказуемый пат-терн структуры личности и поведения. Без терапевтического вмешательства поведение членов семьи поддерживает аддиктивное поведение больного и разрушает здоровье созависимого родственника.
Со временем Миннесотская модель получила такое же распространение, как и исходная по отношению к ней программа «12 шагов». На ее основе было создано несколько программ работы с различными формами зависимости. Несмотря на распространенность модели, исследования ее эффективности немногочисленны и противоречивы. Более того, Миннесотская модель представляет собой модель лечения, т.е. модель подхода к терапии зависимости и созависимости. При этом подразумевается, что модель подхода адек-ватно отражает специфику феномена. Однако оценить степень адекватности модели терапии можно, если существует модель феномена, в рамках которой находят свое объяснение известные проявления феномена, а также дается объяснение его происхождения и динамики.
Нарушение умственного развития детей, родителей, страдающих алкоголизмом, могут быть обусловлены не только олигофренией, но и задержанным темпом развития центральной нервной системы. В этих случаях дети, хотя и не являются умственно отсталыми, но по темпу своего психического развития отстают от своих нормально развивающихся сверстников. Эта группа детей в отечественной литературе обозначается как дети с задержкой психического развития, у которых отличается отставание в развитии таких умственных операций, как анализ, сравнение, синтез.
Усилению или появлению генетических отклонений в поведении у детей способствует неправильное воспитание или отсутствие его как такового. Это случаи, когда дети брошены на произвол судьбы родителями, ведущими аморальный образ жизни, когда ребенок является лишним, отвергнутым и видит постоянные примеры жестокости, конфликтов и фальши со стороны взрослых. Патология порождает патологию, подобно тому, как родители, страдающие алкоголизмом, чем больше изменены характерологически и лишены чувства ответственности за здоровье и воспитание детей, тем больше имеют отклонений в отношениях с ними.
Такая наследственность и социальная ситуация развития ребенка (недостаток заботы и ласки, жизнь в состоянии постоянного страха и непредсказуемость поведения родителей) провоцируют формирование специфических черт характера, обусловленных переживаниями ребенка и его внутренним конфликтом в ответ на действие идущих извне стрессовых факторов психологического порядка. Внутренний конфликт является результатом столкновения в сознании ребенка противоположных, аффективно окрашенных отношений к близким людям при семейном алкоголизме подобные переживания возникают очень часто: это может быть двойственное отношение к пьющему отцу или матери либо сочетание обиды и любви к родителям у детей, воспитывающихся в детских домах и интернатах.
Выделим то общее, что присуще детям алкоголиков в плане становления их характера как сочетания врожденных и внешних влияний. Прежде всего, дети из семей алкоголиков очень впечатлительны. Впечатлительность близко примыкает к эмоциональности как особая разновидность долговременной эмоциональной памяти. Она способствует запоминанию неприятных событий, их фиксации. Ребенок долго помнит обиду, оскорбление, страх, возвращается своими переживаниями в прошлое и не может так легко, как другие, отталкиваться в своих действиях и поступках от настоящего. Почти все лети алкоголиков не могут идентифицировать или выразить свои чувства
Дети лучше пережинают все в душе, они убеждены, то о чем не высказано вслух, того не существует. Сохранение этого «большого секрета» является более важным, чем рассказать о своих чувствах. Также дети из алкогольных семей обладают внутренней неустойчивостью, обусловленной наличием трудносовместимых, противоположно направленных чувств и переживаний, склонностью к беспокойству и волнениям. Последнее качество детерминируется повышенной эмоциональной чувствительностью, потрясениям и испугами, заостряющими эмоциональность, или передачей тревоги и беспокойства со стороны родителей, неразрешимостью какой-либо жизненно важной ситуации для ребенка, блокированием его насущных потребностей, интересов и влечений, неспособностью утвердить себя, отсутствием внутреннего единства.
Семьи с аддиктивными родителями продуцируют людей двух типов: аддиктов и тех, кто заботится об аддиктах. Такое семейное воспитание создает определенную семейную судьбу, которая выражается в том, что дети из этих семей становятся аддиктами, женятся (выходят за муж) на определенных людях, которые заботятся о них или женятся (выходят за муж) на аддиктах, становятся теми, кто о них (аддиктах) заботится (формирование генерационного цикла аддикции).
Члены семьи обучаются языку аддикции. Когда приходит время образовывать собственные семьи, они ищут людей, которые говорят с ними на одном аддиктивном языке. Такой поиск соответствующих людей происходит не на уровне сознания. Он отражает более глубокий эмоциональный уровень, т.к. эти люди опознают то, что им нужно. Родители обучают детей своим стилям жизни в системе логики, которая соответствует аддиктивному миру. Этому способствует эмоциональная нестабильность.
Важен анализ особенностей людей, находящихся в близких отношениях с аддиктами. Мы привыкли считать, что аддикт отрицательно влияет на тех людей, которые находятся рядом с ним. Но другая сторона этого явления заключается в том, что эти люди могут влиять на аддикта определенным образом, способствуя аддикции, провоцируя её, мешая коррекции этой аддикции. Здесь обнажается проблема созависимости.
Созависимыми являются люди, создающие благоприятные условия для развития аддикции. Аддиктивным недугом поражена семья в целом. Каждый член семьи играет конкретную роль, помогая злоупотреблению. Воспитывая детей наряду с аддиктом, созависимые передают детям свой стиль, закладывают в детей незащищенность и предрасположенность к аддикции.
Также, как аддикт приобретает сверхозабоченность аддиктивным агентом, также созависимый человек всё больше фокусируется на аддикте, его поведении, употреблении им аддиктивного агента и т.д. Этот соаддикт изменяет своё собственное поведение в ответ на стиль жизни аддикта. Изменение поведения может включать попытки контроля над выпивкой, над проведением времени, над социальными контактами, особенно с теми, кто тоже имеет аддиктивные проблемы. Созависимый старается любой ценой удержать мир в семье, стремится изолировать себя от внешних активностей. Он оказывается в своей основе фиксированным на аддикте и его стиле жизни. Созависимые характеризуются следующими чертами личности:
— комплекс отсутствия честности (отрицание проблем, проекция проблем на кого-то, изменение мышления настолько выражено, что оно носит характер сверхценных образований);
— неспособность распоряжаться своими эмоциями здоровым образом (неспособность выразить свои эмоции, постоянное подавление эмоций, замороженные чувства, отсутствие контакта с собственными чувствами, фиксация на какой-то одной эмоции (обида, месть и т. д.) и неумение отвлечься от неё);
— навязчивое мышление (прибегание к формально-логическому мышлению, создание формулы и подчинение всего этой формуле);
— дуалистическое мышление (да или нет без нюансов);
— внешняя референция (направленность на других);
— в следствии этого низкая самооценка;
— стремление произвести впечатление, создать впечатление, управлять впечатлениями, основанными на чувстве стыда;
— постоянная тревожность и страх;
— частые депрессии и т.д.
Большое место и системе работы с детьми, родители которых страдают алкоголизмом, отводится психотерапии.
Психотерапия детского возраста имеет свои специфические особенности, в ней большое внимание уделяется приемам отвлечения и переключения. Важной задачей психотерапии детей родителей, страдающих алкоголизмом, является развитие у них чувства уверенности в своих силах, воспитание социальных, трудовых и этических установок. Психотерапия и психолого-педагогическая коррекция у детей и подростков тесно взаимосвязаны и составляют суть лечебной педагогики.
В индивидуальных беседах психотерапевт обычно выясняет, какова система ценностей подростка (что он считает для себя наиболее значимым, каковы его интересы), какова его самооценка, и каких областях возникают у него притязания и каков их уровень и т.д. В дальнейшем проводится работа по выработке адекватной самооценки, формированию притязаний в социально значимых и идах деятельности, изменению ценностных ориентации. Наряду с этим психотерапевт принимает участие в создании нормальных взаимоотношений подростков со сверстниками в учебном или трудовом коллективе.
Взаимодействие психотерапевта с детьми и подростками должно строиться на основе глубокого понимания психологических механизмов поведения ребенка.
Сюжетно-ролевые игры могут использоваться психотерапевтом, как для диагностических, так и коррекционных целей. В этих играх ярко проявляются эмоциональные отношения ребенка к людям и предметам. Правильное, желательное поведение того или иного героя игровой ситуации обязательно поощряется, оценивается и вознаграждается.
Музыка может способствовать созданию благоприятного фона для других видов психотерапии. Рисование, рациональная и игровая психотерапия под музыку открывают большие возможности для преодоления конфликтных переживаний, нормализации эмоционального состояния.
Особенность психолого-педагогической работы с детьми алкоголиков является то, что наиболее эффективными направлениями будут те, которые предполагают активную, внешне проигрываемую деятельность самого ребенка. Игра, рисование, лепка, пение, и другие формы работы ребенка позволяют ему вынести во вне объекты самопознания перенести свои эмпатические реакции с семейного аддикта и на объекты внешнего мира. В результате целенаправленной работы психотерапевта эмоциональная сфера ребенка переключается с негативного эмоционального фона в семье на позитивный эмоциональный фон за её пределами.
Кроме этого, большой упор необходимо делать на удовлетворение сенсорной натуры ребенка и развития его речи в направлении её эмоционального насыщения.